Их двое — мать и дочь. У них нет имен. Они бегут. Постоянно, без остановок. Мать бежит от дочери в поисках себя, жизни, мира. Девочка бежит следом за матерью, потому что не мыслит ни себя, ни мира без нее. Их бег — это бесконечный ряд повторяющихся ошибок, как мелодия шарманки, как вращение волчка — нелепой игрушки, подаренной матерью когда-то. Но однажды это вращение обрывается…

Я давно хотел снимать кино. Была бы возможность прийти в кино сразу, я бы пришел сразу. Кино мне ближе, потому что в театре, если честно, почти всегда мне бывает скучно. Фильмов поэтому я смотрю намного больше, чем спектаклей. Вообще первый раз в театр я попал на премьеру собственной пьесы — и как-то сразу разочаровался. Но театр дает уникальный опыт — метафоричное мышление. В театре невозможно просто поставить стол и посадить за него людей разговаривать, нужно придумать форму, рассказать все определенным языком. От этого в фильмах театральных режиссеров Кирилла Серебрянникова, и Ивана Вырыпаева — «Эйфория», «Изображая жертву», «Юрьев день» — много театральных ходов. Порой даже чересчур много для кино.

    Когда я приступал к работе над фильмом «Волчок» я не знал только, в какой последовательности кричать «Мотор! Камера! Начали!», остальное не было для меня неожиданностью. Конечно, я готовился: читал книги о кино, снял короткометражку как режиссер, оператор и монтажер. По ходу работы над фильмом я тоже учился, менялся, особенно на этапе монтажа. Я стал менее сентиментальным, каким часто бывал в пьесах, стал меньше заигрывать со зрителем. Есть фильмы, которые трогают, умиляют, выжимают из тебя слезу, но ты понимаешь, что все это обычная спекуляция. Надеюсь, нам этого удалось избежать.

    Я сознательно не хотел делать чернушный фильм, задача была добиться ощущения воспоминаний о детстве, таких странных обрывков. А детство, какое бы страшное оно ни было, не может быть черно-белым — ты все равно будешь помнить его ярким и красивым. Также, чтобы меньше привязываться к быту, у главных героев нет имен, и они почти не говорят, по крайней мере, они не говорят ни о чем значимом. Это жизнь, детство, воспоминание, которого вроде и не было. Когда мать в конце возвращается, становится понятно, что она не только свою, но и жизнь своей дочери умудрилась утянуть за собой. Вообще, каждый раз, когда я пересматриваю фильм, я нахожу в нем новые смыслы. Рассказывая какую-нибудь историю, я никогда не думаю, о чем она, — пусть каждый зритель сам для себя это решит. Единственное — я надеюсь, что этот фильм даст понимание людям о любви, не любви, плохом и хорошем".

    Яна Троянова… да, вот она и рассказала мне все это. Рассказала мне о событиях и ощущениях своего детства и буквально заставила написать этот сценарий. Образно выражаясь, заставила. Она заразила меня этой идеей и очень помогала во всем — во время подготовки она была самым главным человеком. Мы вместе ездили выбирать натуру, вместе отсмотрели пять тысяч девочек. Сначала она была моей актрисой в спектакле «Черное молоко», а потом стала моей женой. Тогда еще, когда нас выгоняли с этой пьесой разных театров, она единственная два года бегала со мной с этим спектаклем, пока мы его в итоге не поставили.

    — Василий Сигарев